Игорь Леонидович частенько забегал к Хатуновым на огонек, благо друзья жили в соседних домах, и Люся всегда старалась увязаться за ним. Девочке очень нравились Елизавета Никитична и Полина, а те нежно относились к сиротке. Когда Люсеньке исполнилось пять лет, она как-то вечером одна прибежала к тете Лизе, чем до крайности напугала ее.
– А где же папа? – спросила хозяйка, впуская малышку в квартиру.
– Он на работе, – объяснила Люсенька, – я из садика сама к тебе ушла! Уже поздно, воспитательница ругалась, что за мной никто не приходит.
Елизавета Никитична схватилась за голову и с тех пор стала забирать девочку из группы, впрочем, иногда за Люсей заходила Полина. И как-то так получилось, что к шести годам дочь Игоря Леонидовича фактически поселилась у Хатуновых. В просторной квартире Владимира Петровича у Людмилы была своя комната, и первый раз в первый класс с букетом гладиолусов малышку провожали Елизавета Никитична и Полина.
Глава 22
Поля любила и жалела Людмилу, считала ее своей сестрой. Люсенька была намного младше Поли, но она никогда не капризничала, не вредничала, слыла умненькой тихой девочкой, предпочитала больше слушать, чем говорить. Полина не выгоняла малышку, когда к ней приходили гости. Друзья Хатуновой привыкли к Люсе и очень часто, забыв, что в комнате находится ребенок, вели откровенные разговоры. За бутылкой вина они болтали о разном, но рано или поздно беседа всегда съезжала к одной теме: в СССР нет свободы, в полицейском государстве жить плохо, да еще хорошие продукты питания и разные товары в дефиците.
Потом грянула перестройка, друзья Полины приняли ее восторженно, но вскоре они испытали глубочайшее разочарование. Фраза «Теперь жить совсем невыносимо» стала припевом к любому разговору тех, с кем общалась Полина. Люсенька не помнит, когда в кругу близких Хатуновой людей появился Борис Вахметов, которого все звали Боб. Но то, что Полина влюблена в него, девочка заметила сразу.
С появлением Боба разговоры в квартире Хатуновой стали другими. Вахметов оказался человеком действия, его не устраивало просто болтать языком и ничего не делать.
– Мы должны изменить судьбу страны, – вещал Борис, – не сидеть сложа руки, не устраивать кухонные посиделки, а сражаться с режимом, который издевается над народом.
Вахметов не был красавцем, имел самую обычную, незапоминающуюся внешность. Встретишь такого на улице, скользнешь по нему взглядом и тут же забудешь, как он выглядит, а если попросят описать Боба, растеряешься. Какие у него волосы? Ни темные, ни светлые. Какие у него глаза? Серые, нет, голубые, нет, светло-карие. Форма лица? Носа? Подбородка? Ну… как у всех. Среднестатистический парень, совсем не мачо. Но когда Борис начинал говорить, девочка не могла оторвать от него глаз. Все, что вещал Вахметов, казалось ей необыкновенно умным, правильным. Люся, как всегда, молча сидела в углу и упивалась речами своего кумира. Боб был из категории людей, способных зажечь толпу и повести ее за собой куда угодно. Магия его слов действовала не только на юную Мусину, но и на всех друзей Полины, которые уже окончили институт и работали врачами.
Как-то раз, выслушав очередное пламенное выступление Боба, однокурсница Поли Вера Соева поинтересовалась:
– А что делать надо, Боря? Конкретно?
– Бороться с режимом, который вверг страну в катастрофу, – не замедлил с ответом Вахметов. – Мы должны создать подпольную организацию и действовать! От бла-бла на кухне ничего не изменится.
– И как мы станем бороться с режимом? – не успокаивалась Соева.
Борис запустил руку в свои кудрявые волосы.
– Сначала надо оформиться организационно, затем выработаем программу. Давайте проголосуем. Кто за создание ячейки?
Тайная организация? Это было так интересно, романтично. Руки подняли все, включая Люсю.
– А ты что здесь делаешь? – удивился Вахметов, только сейчас заметив девочку.
– Я с вами, – объявила школьница.
– Без детей обойдемся, – отрезал Боб, – ступай в свою комнату, поиграй в куклы.
Людмила чуть не заплакала от обиды.
– Пусть останется, – заступилась за названую сестру Полина.
Борис разозлился.
– У нас серьезное дело, соплячкам здесь не место.
– Она взрослая, – возразила Полина, – умная, не болтливая, намного старше своего паспортного возраста. Я за Люсю ручаюсь.
– Ладно, – без особой охоты согласился Вахметов, – но больше в твоей квартире собираться нельзя. Нас могут выследить.
– Где же нам общаться? – опять влезла с вопросом Вера Соева.
– Решу проблему, – пообещал Борис.
Спустя неделю Боря встретился в парке с Полиной и Люсей. Он вручил им железные колечки, на которых висели странные изогнутые палочки и брелок в виде летучей мыши с надписью «Свобода или смерть».
– Спрячьте как следует, никому не показывайте, – велел парень. – Этим будете открывать пещеру.
Люся разинула от удивления рот, но, как водится, промолчала, а Полина спросила:
– Что ты имеешь в виду?
Борис пустился в объяснения. Его отец всю жизнь проработал на оборонном предприятии «Уникс». Снаружи завод выглядел непрезентабельно, на тщательно огороженной территории стояло двухэтажное кирпичное здание. Никто из редких прохожих, шагавших вдоль длинного забора к остановке автобуса, понятия не имел, что идет по тротуару, под которым расположены гигантские цеха. «Уникс» имел железнодорожную ветку, ночью на нее выкатывали платформы, тщательно закрытые брезентом, и прицепляли их к товарным поездам. Слегка обшарпанная двухэтажка была всего лишь проходной, где имелись лифты, опускавшиеся под землю. В советские годы «Уникс» процветал, устроиться туда было совсем не просто, сотрудников отбирали тщательно и проверяли до седьмого колена. Отец Вахметова был главным конструктором, Боря все детство провел у него на предприятии. Мать мальчика тяжело болела, часто ложилась в клинику, уезжала в санаторий, и тогда папа брал сына на работу. Борис излазил весь завод, но больше всего ему нравился тоннель, где проходили рельсы. Там в одной из стен имелась большая пещера со сводчатыми потолками, это природное образование приспособили под дежурку военных, охранявших железнодорожные пути. Школьник подружился с ними, часто пил у них чай, парни в форме охотно пускали к себе сына главного конструктора, играли с ним в карты.
В перестройку завод закрыли, его территория быстро пришла в запустение, здание проходной снесли, но пустырь остался огороженным высоким забором с колючей проволокой по периметру. Борис знает, как попасть в тоннель, и у него есть ключи от пещеры.
– Лучшего места для собраний не найти, – завершил Вахметов. – Нас там ни одна собака не найдет.
– Откуда у тебя ключи, да еще в таком большом количестве? – спросила Полина.
– Знал, где они до сих пор хранятся, и взял их оттуда, – обтекаемо ответил Боб, – сделал копии для всех. А еще заказал брелоки, летучая мышь будет символом нашей организации, слова «Свобода или смерть» – ее названием и слоганом.
Вот так все и начиналось, весело, загадочно, таинственно. В первый раз Борис сам привел компанию в пещеру. Девушки не догадались натянуть резиновые сапоги и повизгивали, наступая в тоннеле на лужи, парни чертыхались. И грот далеко не всем понравился, в нем было очень холодно, сыро, неуютно, не горел свет, не работало отопление.
– У Полинки дома намного лучше, – заныла Вера, кутаясь в шарф, – тепло, уютно, можно чаю попить.
– Думай о революции, – налетел на Соеву Боб, – ее не делают в комфорте, за идеи отправляются на каторгу, а там сладкие пирожки не раздают.
– Неохота что-то мне с тачкой в каменоломне оказаться, – простонала Вера.
– Можешь уходить, – предложил Боря, – но только сейчас. После того как мы произнесем клятву верности, покинувший ряды организации будет считаться предателем, и его убьет мститель!
– Как убьет? – испугалась Зина Раскова.
– Задушит или отравит, – кровожадно пообещал Вахметов и забегал по пещере, потирая руки.