– В кассу, – повторил хозяин кабинета, – там объяснят.

Я втянула голову в плечи.

– И где она находится?

– Дверь напротив.

– Не может быть, – вырвалось у меня.

Мужик демонстративно уткнулся в бумаги, я переместилась в комнату, где сидела полная обвешанная золотыми украшениями дама. Она была приторно любезной.

– Прошу вас, садитесь, предъявите заверенную и зарегистрированную квитанцию.

Я протянула квиток.

– Отлично, – похвалила толстуха, – минуту, вот ваш конверт. Обратите внимание, он запечатан, сумма взимаемого штрафа является тайной клиента, она не подлежит разглашению. Распишитесь в ведомости вот тут, потом в квитке полученного конверта, теперь в ведомости «а».

– Это зачем? – пискнула я, ощущая головокружение.

– Подтверждение получения от меня невскрытой упаковки с суммой взимаемого штрафа, – тоном учительницы труда, объясняющей детям, как надо лепить очередного козла, сообщила хозяйка комнаты. – Открыть конверт следует исключительно перед окном кассира, вам налево.

Я, испытывая самые радужные чувства, молча переместилась в офис, где за стеклянной стеной сидела девушка. Ура! Близок конец кошмара. Теперь я непременно буду читать во всех документах текст, напечатанный мелким шрифтом. Второго марафона по закоулкам центрального офиса «Обзор ТВ» я просто не выдержу.

– Вскрывайте конверт в моем присутствии, – потребовала служащая, – удостоверьтесь в его невскрытости и лишь потом вскрывайте невскрытое. Если возникнет хоть малейшее сомнение во вскрытости кем-то вашего невскрытого конверта, немедленно сообщите о вскрытии невскрываемого пакета мне.

Я быстро оторвала клапан, вытащила бумажку и прочитала: «В.Л.Тараканова, сумма штрафа, наложенного за несвоевременную оплату пакета «Детектив плюс» и сто каналов» составляет шесть рублей сорок восемь копеек».

– Наверное, это опечатка, – пробормотала я, – хотели написать «шестьсот», а нули не пробили.

– В фирме «Обзор ТВ» не бывает косяков, – гордо заявила кассирша, – заверяю вас, информация правильная.

– Шесть рублей? Я потратила кучу времени, исписала гору бумаг, и всего шесть рублей? – подпрыгнула я.

– Не пойму, что вам не нравится, – удивилась кассирша. – Ну народ! Вечно всем недоволен! Одним дорого, другим дешево. Производите оплату?

– Конечно, – процедила я сквозь зубы.

– Суммы до десяти рублей принимаются наличными без сдачи. Впишите собственноручно в квитанцию цифру штрафа, – приказала кассирша.

– А если у меня нет сорока восьми копеек? – спросила я.

– Сумма без сдачи, – уперлась девушка, – таковы правила.

Я открыла кошелек, нашла там две монеты, ничтоже сумняшеся нацарапала в квитанции «семь ноль-ноль» и сунула ее в окошко, придавив деньгами.

– Благодарим за оплату, вещание включится через пятьдесят две минуты, – торжественно объявила девица.

Я выпала в коридор и, ощущая себя верблюдом, который неделю шел без еды и воды по пустыне, поплелась искать выход из лабиринтов главного офиса «Обзор ТВ».

Первый, с кем я столкнулась в учительской, оказался приятный мужчина лет сорока пяти.

– Вы, наверное, Виола Ленинидовна, – сказал он, встав при моем появлении. – Мне о вас Нина Максимовна рассказывала. Я Кокозас Иванович Сергеев, преподаю в гимназии физику и астрономию.

Дверь учительской хлопнула, появилась Ангелина Максимовна в шубке из искусственного меха отчаянно розового цвета.

– Кокозас! – обрадовалась она. – Слава богу, ты выздоровел. Вчера я пыталась в кабинете веревку от бобины отрезать и тебя вспомнила: «Ну когда же к нам Сергеев со своим волшебным Фридрихом вернется!»

Наверное, на моем лице отразилось удивление, потому что физик вынул из кармана складной нож и показал мне.

– Швейцарское производство, фирма «Фридрих», много лезвий, отвертка, ножницы. Всегда ношу инструмент с собой, мало ли зачем пригодится.

– Очень предусмотрительно, – одобрила я.

– «Фридрих» нас часто выручает, – сказала Жорина. – Кокозас, слышал о наших событиях?

– Сегодня утром, придя на работу, узнал о смерти Полины Владимировны и библиотекарши, – ответил Сергеев. – Поражен до глубины души. Простите, мне надо зайти к Карелии.

Кокозас поспешил к двери, и я заметила, что он не переодевает, как женщины, обувь. Сейчас на нем сверкали начищенные уличные ботинки на толстой подошве с большими квадратными каблуками. В таких штиблетах ноги к концу дня очень устанут.

– Он меня не любит, – удрученно заметила Ангелина, когда мы остались одни. – Едва заговариваю с Кокозасом, как он убегает. Некоторым родителям надо голову оторвать, напридумывают ерунды, а детям потом всю жизнь мучиться. Кокозас Иванович Сергеев. Как вам такое?

– Мне лучше не потешаться над чужими именами, – вздохнула я. – Виола Ленинидовна Тараканова тоже звучит странно.

– Да уж, скажу по секрету, с вашим отчеством все мучаются, – понизила голос Ангелина. – Перед вашим появлением Полина Владимировна, светлая ей память, приказала всем выучить, как нового педагога звать, но не получилось. Вы не обижаетесь на нас?

– Конечно, нет, – усмехнулась я, – откликаюсь на Леопардовну, Лабиринтовну, Лазаретовну, Кариатидовну. Сегодня собиралась всем сказать: «Обращайтесь ко мне просто Виола». Жаль, с детьми так поступить нельзя. Эдик Обозов, когда я его вызвала к доске стихотворение читать, заявил: «Виола Ламборджиновна, я его не выучил». Похоже, отец Эдика ездит на «Ламборджини».

– А вот Кокозас оскорбляется, если его имя перевирают, – зашептала Ангелина, – уж постарайтесь не напутать. Отец Сергеева работал на корабле «Комсомольская застава». Понимаете? Корабль «Комсомольская застава». Взяты первые слоги этих трех слов, сложены – и вот вам Кокозас. КОрабль КОмсомольская ЗАСтава! Вы поняли или надо закрепить пройденный материал?

Я кивнула. Кокозас Иванович! Да уж, мое отчество еще не самый плохой вариант, но представляю, что будут чувствовать дети Сергеева, когда станут взрослыми с отчеством Кокозасович или Кокозасовна! На что угодно готова спорить, окружающие будут их звать Кокосовичами.

– Дети сегодня как сонные мухи, – заявила Нина Максимовна, врываясь в учительскую, – разбудить их невозможно.

– Новый год скоро, у ребят все мысли о подарках и вечеринках, – подхватила Ангелина, доставая из сумки кружку, украшенную изображением кошек.

– Ты носишь с собой чашку? – удивилась Нина. – Не оставляешь ее в шкафу?

Жорина включила чайник.

– Когда Полина Владимировна умерла, я перенервничала до икоты, тряслась в ознобе, захотела чаю попить. Открываю шкаф, а моей кружечки, любимой, с картинками собачек, на месте нет. И нигде нет. Сперли!

– Может, кто разбил? – предположила Федотова.

– Тоже некрасиво, – поморщилась Ангелина, – убрать осколки и промолчать. Хамство. Нет, имела место кража. Чашку мне соседка подарила, из турпоездки в Лондон привезла, в Москве такую не сыскать. Настоящий костяной фарфор! Качество Великобритании. Знаю, кто спер! Верка! О мертвых плохо не говорят, но она могла это сделать. Я вечером, перед тем как уйти домой, чайку попила, кружечку вымыла, на место в шкаф поставила. А на следующее утро не нашла ее там. Ну точно – Соева ее сперла! Больше подумать не на кого. Теперь рисковать дорогими сердцу вещами не желаю, поэтому решила приносить и уносить посуду. Правда, милый бокал вместо пропавшего приобрела? С изображением танцующих кошек! Прелесть!

– Соева иногда странно себя вела, – вздохнула Нина Максимовна, – вроде не скаредная, но отказалась деньги на подарок для Карелии к ее дню рождения сдавать. Мы всего по пятьдесят рублей сбрасывались. Правда, это тоже сумма, на нее можно шоколадку купить. Вечно у нас в коллективе поборы, то у кого-то день рождения, то Новый год!

– Если купишь шоколад за полтинник, он окажется жутким дерьмом! – вспыхнула Жорина и направилась к двери. – В составе не найдется и крошки какао-бобов, налопаешься пальмового масла с красителями и получишь коллапс печени! Жадная ты, Нина Максимовна, противно слушать твои рассуждения про шоколад!